Трансмутация [СИ] - Алла Белолипецкая

class="p1">— Да нас не трое — больше! Просто сегодня была наша очередь зачищать дорогу после ночного перехода.

— Вас кто-то завербовал? В смысле, нанял за деньги выполнять эту работу?

— Да уж ясно — что за деньги! Кто ж бесплатно-то согласился бы кишки с дороги подбирать? Но денег у меня с собой нет! Они в Риге — я жене их отдал.

Макс попытался представить себе жену этого человека-слона — и не смог.

— Кто вас нанял? — повторил он свой вопрос. — Кто выплачивал вам деньги за работу?

Гунар замялся, и Макс чуть сильнее ткнул его в плечо дулом дробовика:

— Говори, не тяни время!

— Был один доктор — он еще лечил мою жену в Общественном госпитале. Он сказал: за нами будут заезжать раз в неделю. Каждый вторник, по вечерам. И отвозить на работу. Я, правда, вчера ехать не хотел — ногу себе повредил. Но они сказали: тогда нужно возвращать аванс. Ну, я и поехал.

Настасья завозилась в кабинке: дробовик заскреб стволом по зазубренным краям пробоины в стене. Девушка явно поняла, что за доктор был госпитальным вербовщиком.

— У вас где-то поблизости есть базовый лагерь? — спросил Макс. — Вы оттуда гоните сюда безликих?

— Овец-то? — Гунар издал тоненький смешок. — Да прямо с того завода и гоним — где раньше стройматериалы делали. Туда овец сперва со всего Балтсоюза свозят: здесь место тихое. И пруд карьерный рядом.

— То есть, тех, кто еще жив, вы топите, а кто уже умер — сжигаете?

— Ну да! — Здоровяк даже вскинул на Макса недоуменный взгляд, словно бы удивляясь, как можно спрашивать об очевидных вещах. — Чтобы доказательств не оставалось. Тот доктор — он говорит: если кто-то умер от утопления, и следов борьбы на теле нет, то доказать ничего нельзя. А когда эти побудут в воде денек — ну, тут уж следов и сам Шерлок Холмс не сыщет!

Макс подумал: теперь каждый обыватель знает о том, какое воздействие вода оказывает на безликих! А пастырь тем временем прибавил:

— Но если собаки кем-то закусили — этого уже не скроешь. Тогда нужно всё, что они не доели, сжигать.

— А для чего вы раздеваете их всех донага? — спросил Макс.

— Так ведь — раньше тут был нудистский пляж. — Последние два слова Гунар выговорил так старательно, что было ясно: он их специально заучивал. — Если бы тут кто-то потонул во время купанья, то только голяком. Ну и, опять же: никто их не опознает — овец — если при них не останется никаких вещей.

— А к чему такие сложности — с прудом и утоплением? Вы же могли бы ликвидировать их все прямо там — на том заводе. И сразу же, на месте, кремировать тела.

Гунар искренне возмутился:

— Мы же пастыри добрые — мы ничью кровь не проливаем! Нам даже и бумагу выдали — где написано, что с овцами делать можно, в чего нельзя!

— Бумагу? — подала голос Настасья из своей кабинки. — А она у тебя с собой?

— Ну да. — Голос Гунара зазвучал как-то напряженно. — В боковом кармане разгрузки. Могу показать. Только мне нужно сесть, чтобы её вытащить.

— Ладно, садись, — разрешил Макс. — Но руки держи за головой. Настасья, выйди и осмотри его карманы.

Гунар, сопя и кряхтя, кое-как уселся. Руки он при этом держал уже не на затылке, а на шее. Но Макс не придал этому значения и, когда подошла Настасья, сказал ей:

— Дробовик отдай пока что мне.

Девушка послушалась, и оба Льва Толстых оказались у Макса: по одному в каждой руке. И, чтобы сподручнее было их держать, он продел указательные пальцы в предохранительные скобы на спусковых крючках.

10

Макс не умел стрелять по-македонски — с двух рук одновременно. И не думал, что хоть когда-нибудь ему подобное умение понадобится. Но главное — он никак не ожидал такой прыти от дяди Гунара.

Гастон издал короткий предупреждающий рык: почуял недоброе раньше всех. А вот Макс ничего не заметил: толстенная шея Гунара скрыла его руки, лежавшие чуть ниже затылка. Настасья подошла к здоровяку вплотную и запустила пальцы в тот карман на его разгрузке, где якобы лежали письменные инструкции добрых пастырей. И только тут Макс уразумел, что на жилете Гунара имелся внутренний карман и сзади. Разгрузка на его спине топорщилась не из-за жировых складок своего владельца.

— Настасья, назад! — крикнул Макс.

Однако было поздно. Гунар уже выхватил из-за спины маленький плоский баллончик без крышки. И направил его прямо в лицо Настасье.

— А теперь бросай оружие ты, умник, — своим почти кукольным голоском произнес верзила. — Иначе у твоей подружки будет лицо колбера.

Скорее всего, Макс это приказание исполнил бы. Но тут Гастон понял, что его людям угрожают. И сделал то, что привыкли делать в таких случаях ньюфаундленды: загородил людей собой, оттолкнул обидчика. То есть — попытался оттолкнуть. Гунар от его толчка только слегка покачнулся — был как минимум вдвое тяжелее ньюфа. Однако Настасью он из поля зрения на миг выпустил, и девушка успела отпрянуть в сторону. Так что, когда здоровяк вдавил кнопку распылителя на своем баллончике, в облако аэрозоля попало не её лицо, а морда Гастона.

Ньюфаундленд взвыл — скорее от удивления, чем от боли. Лапы его заплелись, и он свалился прямо под ноги здоровяку, ослепленный. А Макс, не думая, подался вперед — к своему псу. Но — оступился на куске гравия и упал на спину.

В этот-то момент ему и брызнуло в лицо вещество, ноу-хау на производство которого он сам же и передал пастырям полтора года тому назад. Липкая суспензия мгновенно покрыла его кожу, склеивая его веки и почти лишая возможности дышать. И свое следующее действие доктор Берестов совершил чисто рефлекторно: оба его указательных пальца согнулись сами собой.

Даже сдвоенный звук ружейного выстрела прозвучал на открытом воздухе негромко, приглушенно. Макс его почти не услышал. Он со свистом втягивал в себя воздух, который едва пробивался сквозь пленку на его ноздрях. Он чувствовал себя так, как если бы на его голову натянули полиэтиленовый мешок, в котором имелись лишь две крохотные дырочки.

Откуда-то из другой вселенной до него доносились испуганные крики Настасьи и заполошный лай Гастона. Однако Макс не в силах был дать этим звукам хоть какую-то интерпретацию. А про Гунара он и вовсе ухитрился забыть. Отбросив от себя оба дробовика, он принялся с силой тереть себе лицо. То есть, делать именно то, из-за чего обличительная краснота должна была обрести удвоенную яркость.

11

«Нет, — подумал Макс, — это не